Захарыч не знал, что делать. А когда он не знал, как поступить, старался не поступать никак. Следуя житейской мудрости, он всё пустил на самотёк, доверясь «Божьей воле, его милости и провидению». Тем не менее, внутри него всё негодовало, кричало и взывало о помощи…
…Пашка сделал свои дела на конюшне и отпросился у Захарыча. Сегодня на него как-то вдруг накатило, он затосковал. В цирке стало тесно от воспоминаний и терзающих образов. Пашка выскочил на улицу. Он бесцельно бродил по городу, подняв воротник и прячась под зонтом. Сверху беспрерывно капало что-то монотонно-холодное, бесцветное и заунывное. Дождь вперемешку с мокрым снегом азбукой морзе барабанил по зонту, будто хотел что-то сообщить по секрету. Машины осторожно крались по лужам, включив фары. От их капотов шёл пар. Окна старых домов прижались друг другу и перекосились в полосах позднего осеннего ненастья. К глянцевым крышам трамваев прилипли оставшиеся сопревшие листья и ехали в последний путь безбилетниками…
Пашка остановился на берегу пруда. Из кафе, где они ещё совсем недавно сидели с Валентиной, звучала музыка. Блюзы были минорными и грустными, как голые ветки ивы, опущенные в озябшую воду. У берега утки чистили намокшие перья, нет-нет, яростно крутили головами, пытаясь сбросить падающие капли и сонное оцепенение. Несколько птиц серыми кляксами замерли на бетонных плитах у воды, балансируя на одной ноге. Они дремали, засунув клювы под крылья. Было холодно…
Пашка долго плутал по промокшему до нитки городу и не заметил, как снова оказался перед служебным входом в цирк. Он изрядно продрог…
— Па-аш, чайку? — Захарыч участливо заглядывал своему помощнику в глаза.
— Да-вай…
Посидели, помолчали, прихлёбывая горячую жидкость. Внутри Пашки оттаивал застывший после улицы холод. Его чуть знобило. Захарыч задавал какие-то никчёмные вопросы, Пашка односложно отвечал. После чая он выскользнул за ворота конюшни.
Его глаза были устремлены под купол цирка, где раньше висела аппаратура «Ангелов». Теперь там не было ни мостов, ни верёвочных лестниц, ни штамбертов для трапеции и ловиторки. Гулкая пустота…
В его сознании, словно на экране, вспыхивали и тут же гасли кадры репетиций полётчиков, движения Валентины в воздухе, её трюки, изящные позы и комплименты. «Кино» было немым и чёрно-белым…
Многие заметили настроение Пашки. Даже Валерка Рыжов, как-то не удержался и по-дружески, как «коллега коллеге» по «несчастью», посочувствовал:
— Не грусти, встретитесь…
Вечно приподнятые уголки губ Пашки приобрели скорбный вид. Серые выразительные глаза смотрели куда-то вглубь себя. Его всё чаще можно было видеть с заветной тетрадью в руках. Он постоянно что-то писал. Задумывался, закрыв глаза. Замирал на мгновенние с поднятым подбородком. Потом его ручка вновь скользила по странице тетради…
Комиссаровы постоянно зазывали Пашку к себе в гости. На репетициях уделяли ему повышенное внимание, забыв о своём номере. С каждым днём жонглирование для него всё больше становилось страстью, любовью и смыслом существования. Если бы не кольца, мячики и булавы, Пашка, наверное, от тоски сошёл бы с ума…
…По циркам поползли слухи о скандале с «Ангелами», случившемся во Львове в программе, которая формировалась за рубеж и о том, что они возвращаются назад в прежний город и коллектив. Цирк — есть цирк, ни от кого ничего не скроешь…
Пашкино сердце от такой новости затрепетало и заныло с новой силой, словно сорвали повязку с только что начавшей заживать раны.
Шептались о коротком и бурном «зубодробительном» романе Валентины с известным иллюзионистом. В его аттракционе она выходила на манеж как ассистентка вместо приболевшей и оставшейся в Москве супруги.
Тот был известный «ходок». Валентина… — девственницей…
Слушок об адюльтере разлетелся трескучей сорокой…
Роман «зубодробительным» оказался в прямом смысле: Виктор Петрович, не побоявшись последствий, неприминул набить морду ловеласу.
Позже к скандалу подключилась срочно прилетевшая жена иллюзиониста, которую, более чем успешно, замещала Валентина.
Шуму и грязи было много!
«Замещённая» жена, спасая срывающуюся зарубежную поездку, стала защищать мужа, всем доказывая, что Валентина, как и её известная театральная мамаша, — далеко «не ангелы»…
— …Чёрт меня дёрнул связаться с «Ангелами»! — запоздало сокрушался муж-иллюзионист, что звучало тоже довольно каламбурно и двусмысленно…
Валентина была несовершеннолетней — иллюзионисту грозил срок. На Виктора Петровича тоже подали в суд — «за избиение». В конце-концов скандал замяли — «высокие» связи сделали своё дело…
Известный на весь мир иллюзионист потерял зуб, сохранил семью и поехал в Венгрию. Срывать зарубежные гастроли никак было нельзя. Его там ждали. Он представлял страну.
Виктор Петрович «за дебош» был снят с зарубежной поездки, приобрёл строгий выговор, понимание и уважение нормальных людей, сохранил чувство собственного достоинства и вернулся в прежнюю программу, которая продолжала гастроли.
…Затяжные дожди, переходящие в тяжёлый снег, отполировали асфальт на мостовых до зеркального блеска. Пашка каждое утро, едва рассветало, по хрустящим полузамёрзшим лужам добегал до работы, подняв воротник и оберегая купол зонта, который то и дело выворачивался под порывами ветра в обратную сторону. Вчера зонт сломался окончательно и теперь лежал беспомощным инвалидом в колченогом шкафу гостиницы, обнажив рёбра поломанных спиц.