Пашка глянул вниз — внутри всё замерло и похолодело. Во рту моментально стало сухо. Манеж, такой привычный и просторный, казался отсюда небольшой розовой тарелкой, а широкая страховочная сетка — узкой, в мелкие квадратики, лентой.
— Блин, здесь страшнее, чем на колосниках! — вспомнил Пашка о своих первых ощущениях на куполе цирка. Но там под ногами были металлические и деревянные перекладины не шире десяти сантиметров, а тут — бездна…
Пашка с трудом воспринимал смысл советов: как раскачаться на трапеции, когда её отпустить, чтобы при сходе спиной упасть на сетку, как это делают все воздушные гимнасты. Сейчас он видел только узкую клетчатую полоску, в которую ему предстояло упасть. Но она была так далеко внизу…
Назад дороги не было. Павлик поправил лонжу, стараясь выиграть время и хоть немного убрать предательскую дрожь, постучал ладонями о мешочек с магнезией, как это делали воздушники и приготовился. Облако порошка на мгновение закрыло манеж. Кисти рук стали сухими. Полётчик с улыбкой подал Пашке гриф трапеции, в который он вцепился, как хватается за соломинку тонущий в океане. Сердце Пашки бешено колотилось. Он ещё раз глянул вниз и увидел, нет, скорее ощутил, насмешливую улыбку Вали.
Павлик набрал в лёгкие воздуха, помедлил секунду, закрыл глаза и отчаянно бросился с мостика в бездну неизвестности. Трапеция, словно гигантский маятник, качнулась из одного конца цирка в другой, увлекая за собой худое тело Пашки Жарких, его юное существо, вцепившееся мёртвой хваткой в перекладину и во чтобы то ни стало пытающееся выжить. Дыхание у него перехватило, судорога сжала горло…
— Сход! — скомандовал пассировщик с земли, перебирая верёвки страхующей лонжи. Теперь Пашкина жизнь всецело находилась в его опытных руках. Прежде чем начинающий воздушный гимнаст разжал онемевшие пальцы и понёсся спиной в сетку, команда «сход!» прозвучала не менее пяти раз на разные интонации, и однажды даже сдобренная словами, которые не говорят при женщинах и детях. Пашку скорее заставили разжать пальцы, вцепившиеся в гриф трапеции, буквально стащив его лонжей. Но этого он даже не заметил…
Несколько секунд «полёта» показались ему вечностью. Вдруг падение замедлилось. Жёсткая сыромятина спасительной лонжи впилась сначала в спину, потом в живот и новоиспечённый гимнаст благополучно приземлился на шею, не сломав её и даже не повредив.
Лёжа на ещё покачивающейся сетке и, выходя из полуобморочного состояния Пашка услышал аплодисменты гимнастов и голос Виктора Петровича:
— Хватит лежать, герой, ниже уже падать некуда!..
Нетвёрдой походкой Пашка подошёл к барьеру и сел на него.
— Ну, Пашка, ты просто молодец! Та-ак красиво летел! Голова цела? — В серых глазах Валентины плясала целая толпа маленьких вредных чёртиков. Вдруг она сделала озабоченное и заботливое лицо. — Я что-то не пойму: ты или так магнезией запачкался, или очень бледный? — Она звонко рассмеялась и выпорхнула с манежа за малиновый бархат занавеса.
Её смеющийся голос ещё долго стоял в ушах теперь уже «состоявшегося» воздушного гимнаста Пашки Жарких…
Детей приобретают по-разному. Одних, с доставкой на дом приносит аист, других покупают в «детском мире», третьих находят в капусте. А вот семья акробатов Рыжовых нашла своего сына в цирковых опилках, во всяком случае так они объяснили ему его появление на свет.
По старой традиции о всех потомственных артистах говорили, что они «родились в опилках». Таковым являлся и Валерка Рыжов.
Это был хорошо упитанный флегматичный и на редкость ленивый парень, которого с великим трудом родители приобщали к цирковому делу.
Работал он вместе с матерью и отцом в номере «Весёлые мушкетёры», насыщенном комическими прыжками, каскадами и фехтованием.
Почти семнадцатилетнему Рыжову-младшему удивительно подходила его фамилия. Он был огненно рыжим, или, как его окрестил Пашка Жарких, — «гнедым». Характер он имел задиристый, но трусливый. За цвет волос, ненадёжность и за несколько белых пятен на лице кто-то назвал его «мухомором». Так и прилипло.
Предметом воздыхания для Валерки являлась всё та же Валя, с которой они вместе учились в очередной школе. Цирковые дети меняют школы и классы в каждом новом городе. Последние полгода гастроли акробатов Рыжовых совпадали с гастрольными городами воздушного полёта, а значит и школа у ребят была одна. До этого они закончили учёбу в Новосибирске, летом отдыхали и вот теперь Валерка снова гордо сидел за одной партой с Валентиной. Наступил финальный учебный год перед получением аттестата.
После уроков «Мухомор» благоговейно и смиренно нёс её портфель, стараясь тем самым растопить лёд в сердце юной красавицы и завоевать её расположение.
Валентина от природы была удивительно красивым созданием. Смуглое, чуть широкоскулое лицо, с застывшей полуулыбкой на выразительных рельефных губах, с блестящими, вечно насмешливыми глазами. Они были с какой-то полупьяной поволокой и настолько зеленовато-серыми, что казалось в них нет зрачков. Глаза обрамляли пушистые ресницы, которые неторопливо и томно прикрывались, словно постоянно пытались спрятать какую-то тайну. Кукольный, слегка вздёрнутый носик кокетничал с каждым встречным. Роскошные каштановые волосы прикрывали крепкие плечи воздушной гимнастки и её оформившуюся грудь. Во время представления, чтобы не мешать работе в воздухе, Валентина собирала волосы в тугой узел, переливающийся бижутерией, — отчего становилась ещё краше. Открывалась её высокая шея и зрители видели царственный поворот головы.